* * *
Больше всего Андрея в Тиме раздражали варежки. На самом деле в нем еще многое могло раздражать, но именно варежки доводили до тихого, иступленного бешенства. Белые, пушистые, скрепленные длинной тесемкой, как у дошкольника, что само по себе выглядело глупо. Когда Тим, захлебываясь словами, эмоционально рассказывал что-то, эти самые варежки летали за его руками. И это бесило еще больше. Взмах – и варежка белым воробьем летит следом, описывая дугу. Иногда прилетает прямо по собеседнику.
Самое главное, что Тим эти варежки и не надевал почти никогда. Просто таскал в рукавах с поздней осени до весны. А на вопрос: «Зачем?» просто пожимал плечами.
- Мне нельзя, что бы мерзли пальцы, поэтому что-то теплое всегда должно быть под рукой. А если носить просто с собой, могу потерять.
Безумие какое-то. Можно подумать, что он хирург. Или музыкант. Но Тим не был ни тем, ни другим, хотя пианино в его квартире стояло. Старое, заваленное бумагами и макетами. Андрей сильно сомневался, что тот хоть раз поднимал его крышку. Но на обвинения в глупости, Тим только упрямо смотрел через падающие на лоб пряди.
- Понимаешь, однажды я могу захотеть начать на нем играть. Будет обидно, если не смогу, - говорил тихо и уверенно. И нервно дергал плечом.
Оставалось только усмирять раздражение клокотавшее внутри. И желание смять варежки в руке, полоснуть ножом по тесемке и выкинуть. Подальше, желательно с моста. Иногда точно так же ему хотелось смять и выкинуть с моста Тима...