Большое спасибо Ник и Джем за то, что побыли бетами.
Квартира на перекрестке
Размер: 2071 слово
Категория: джен / пре-слэш на усмотрение читателя.
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Что делать, когда заселился в квартиру, а в соседа хочется потыкать палочкой и спросить: "Ты вообще кто... что такое?"
Единственное предупреждение: автор сам не до конца понимает, что там произошло.
Больше всего Андрея в Тиме раздражали варежки. На самом деле в нем еще многое могло раздражать, но именно варежки доводили до тихого, исступленного бешенства. Белые, пушистые, скрепленные длинной тесемкой, как у дошкольника, что само по себе выглядело глупо. Когда Тим, захлебываясь словами, эмоционально рассказывал что-то, эти самые варежки летали за его руками. И это бесило еще больше. Взмах – и варежка белым воробьем летит следом, описывая дугу. Иногда прилетает прямо по собеседнику. Самое главное, что Тим эти варежки и не надевал почти никогда. Просто таскал в рукавах с поздней осени до весны. А на вопрос: «Зачем?» пожимал плечами:
- Мне нельзя, чтобы мерзли пальцы, поэтому что-то теплое всегда должно быть под рукой. А если носить просто с собой, могу потерять.
Читать дальшеБезумие какое-то. Можно было подумать, что он хирург. Или музыкант. Но Тим не был ни тем, ни другим, хотя пианино в его комнате стояло. Старое, заваленное бумагами и макетами. Андрей сильно сомневался, что тот хоть раз поднимал его крышку. Но на обвинения в глупости Тим только упрямо смотрел через падающие на лоб пряди.
- Понимаешь, однажды я могу захотеть начать на нем играть. Будет обидно, если не смогу, - говорил он тихо и уверенно. И нервно дергал плечом.
Оставалось только усмирять раздражение, закипающее внутри. И желание смять варежки в руке, полоснуть ножом по тесемке и выкинуть. Подальше, желательно с моста прямо в Обь. Иногда точно так же хотелось смять и выкинуть с моста самого Тима.
Познакомились они случайно, летом, так что про проклятые варежки Андрей тогда понятия не имел. Просто однажды в общей компании кто-то указал ему на по-птичьи сидящего на стуле парня с блокнотом:
- А это Тим. Кстати, он ищет себе соседа по квартире. Ты вроде хотел к универу поближе?
Квартиру Андрей пришел смотреть на следующий же день. Оглядел предназначавшуюся ему комнату – кровать, стол, солнце на деревянном паркете. Мельком заглянул в ванную. В ванной капал кран.
- Он всегда так, но это можно починить, - тихо сказал, маячивший за спиной Тим и как-то неуверенно переступил по паркету босыми ногами.
Где-то за окном прозвенел трамвай.
- Починим, - хмыкнул Андрей и следующим вечером притащил сумку с вещами.
***
- Понимаешь, – говорил Тим и обнимал пальцами свою зеленую чашку с черной вороной на боку, - дело в том, что на самом деле мы понятия не имеем о том, что происходит вокруг нас. Ну, кто-то, может, имеет чуть больше понятия, кто-то меньше, но на самом деле мы все где-то на одном уровне. Наверное, чуть-чуть повыше муравьев – и то это еще спорный вопрос, - он прикусил край чашки, задумчиво поводил по нему зубами. Андрей поморщился. Тим прекратил терзать фарфор и продолжил:
- Время и пространство, например. Кто знает, что с ними вообще происходит в реальности? Прямые они, завиваются или пересекаются? Ты знаешь, что бывают точки, в которых все сходится?
- Что сходится? – хмуро спросил Андрей, у которого в голове не сходилось, как одновременно в срок сдать проект в универе и сделать работу для заказчика.
- Все! Время, пространство, звуки. Ты уверен, что трамвай за окном звенит именно тот, который должен звенеть?
- Более чем, - Андрей проглотил последний кусок яичницы, куском хлеба вытер с тарелки все самое вкусное и поднялся из-за стола, - если бы меня вообще волновали трамваи.
Слушать Тима было даже забавно, но работа была важнее. Тем более, говорить Тим мог бесконечно.
Любил он, например, рассказывать истории про своих родственников. Судя по рассказам, в каждом уголке мира у него было по дяде. Он с упоением, красочно описывал жаркие ночи в тропиках, древние рисунки на камнях и звук перекатывающегося от ветра песка. Рассказывал, как опасно бывает заблудиться в пустыне, и как это однажды случилось с его братом, и как его спасло только чудо, кусок веревки, изолента и коробка гвоздей. Истории Тима любили. Кто-то новый в компании мог уловить несоответствия или спросить, как это его тетя могла быть одновременно и работницей в индийском зоопарке и криминалистом под Смоленском, но на такого обычно недовольно шикали. Только Ирина, журналистка на последнем курсе, иногда вздыхала:
- Ты бы хоть записывал, - и пододвигала Тиму тарелку с бутербродами.
- Зачем записывать? – удивленно смотрел он и объедал хлеб вокруг колбасы, - я и так все помню.
С Андреем он про родственников никогда не говорил. Единственному соседу почему-то вечно доставались рассуждения про расположение трамвайного звона на временной оси, да еще безумные проекты. Вообще-то Тим абсолютно точно учился на дизайнера - Андрей то и дело натыкался на него в академии. И еще он, вероятно, все же где-то подрабатывал. По крайней мере, деньги у него были, хотя их вечно и не хватало. И никакие тетушки из Индии их не переводили. Но не проходило ни месяца, чтобы Тим не загорался какой-нибудь ужасающей в своей нелепости идеей и не решал с ее помощью разбогатеть. Все бы ничего, но процесс осуществления заканчивался примерно там же, где и начинался. Дня три Тим ходил за Андреем по квартире и рассказывал о том, как можно было бы отливать резиновые сапоги, разводить улиток или открыть контору по объятиям. Описывал он в подробностях, с упоением и мог это делать где угодно, хоть дверь туалета подпирая спиной снаружи. Наверное, его даже не всегда заботило, слушает ли собеседник. И каждый раз к тому моменту, когда Андрей начинал тихо звереть и размышлять, не скончается ли этот задохлик от удара в ухо и где потом брать кислоту, чтобы растворять труп, Тим замолкал. И уходил к себе в комнату. Иногда еще пару дней шуршал и гремел там чем-то, по квартире ходил привидением и натыкался на углы. После этого проект забывался, и воплощать его в жизнь Тим, кажется, никогда не пытался.
***
С наступлением осени Андрей внезапно осознал, что стал считать квартиру своей. Не просто обжитым местом и даже не просто домом, куда приятно приходить вечерами. Нет, так ощущают места, в которых живут с детства. Все звуки, запахи, каждую скрипящую половицу паркета, каждую трещину на потолке - все это знал он теперь наизусть, по всему этому скучал, стоило лишь уехать на несколько дней. Иногда это почти пугало. Последний раз Андрей уезжал в октябре, на юбилей матери. И на вторую ночь, проведенную в родительском доме, квартира стала ему сниться. Сны не были ни страшными, ни даже хоть сколько-нибудь захватывающими. Снилось, что он стоит босыми ногами на солнечных пятнах паркета, слышит, как звенит за окном трамвай и словно бы никуда и не хочет уходить, так хорошо и тепло ему здесь стоять. И только на самых задворках сознания ощущалось понимание: даже если он вдруг захочет уйти, то не сможет. Невидимая сила просто не даст ему оторвать ноги от паркетных досок и сделать шаг.
От родителей Андрей тогда засобирался назад на два дня раньше, чем планировал. Уже на полдороги, в автобусе, подумал, что так и не понял, зачем так быстро сорвался, хотел было уже ехать назад... и передумал. На пороге квартиры его встретил радостный Тим, жующий яблоко, и все сразу стало понятно и хорошо - не было во всем этом ни мистики, ни чего-либо пугающего. Просто это его дом - место, где он обжился и все ему нравится: и комната, и шум трамваев, и то, как он сам по-хозяйски починил все краны, и даже сосед, каким бы странным тот ни был. Словно в тон его мыслям, Тим почесал щиколотку босой пяткой, хрустнул в очередной раз яблоком и спросил, склонив голову:
- Я там пиццерогов испек, чай будешь?
Пиццероги всегда пеклись с начинкой из всего, что осталось в холодильнике, будь это хоть макароны с сыром, хоть бекон с бананами, и каким-то чудом получались вкусными. В сумке у Андрея лежали мамины слойки с яблоками, но пиццероги были сильнее.
- Буду. Все буду.
***
Потом пришла зима. Вместе с зимой пришли и тимовы варежки, которые по неизвестным причинам доводили Андрея до белого каления просто самим фактом своего существования. Зима и без варежек всегда для Андрея была временем муторным и неприятным: зимние сессии давались ему тяжелее, короткие дни угнетали, а морозы наводили безнадежную тоску. Долгие зимние вечера наводили на неприятные мысли, что предки не зря считали зимнее время торжеством смерти и темных богов. Когда засыпаешь зимним вечером, как-то особенно страшно, что уже не проснешься. Впрочем, к концу декабря Андрея накрыли такие завалы по учебе, что засыпал он прекрасно - слишком уж мало времени было на сон, и следовало ловить любой момент.
Не он один не любил зиму. Тим еще в ноябре как-то странно притих, перестал выдавать безумные проектные идеи, подолгу всматривался в заснеженный мир за окном днем и в панике шарахался от незанавешенных окон по вечерам. Однажды ночью, собравшись в туалет, Андрей споткнулся о соседа буквально в паре метров от своей кровати. Чуть не полетел на пол, выругался по матушке и по-английски, не сразу даже сообразив, обо что споткнулся. Тим лежал, свернувшись каким-то немыслимым калачом прямо на полу, в обнимку с подушкой и, видимо, спал. Андрей затряс его за плечи:
- Ты охренел?!
Проснувшийся Тим хлопал глазами, смотрел растерянно и как-то загнанно. А потом начал объяснять, и лучше бы он этого не делал, потому что Андрей и так был на волоске от того, чтобы набрать номер скорой психиатрической помощи и сдать туда соседа вместе с варежками. А Тим все говорил и говорил, сбивчиво, захлебываясь словами. О том, что он не может сейчас спать там, где окна выходят на север. Потому что "они" всегда приходят с севера и только оттуда, и когда они придут, ничего уже нельзя будет сделать, все замкнется и будет страшно, очень страшно и потом не будет совсем ничего. И чем больше Тим говорил, тем сильнее начинал он дрожать и раскачиваться на месте, сам себя загоняя в глубины ужаса. И замолчал, кажется, просто потому, что сил на слова у него уже не осталось - он трясся мелкой дрожью и отрывисто хватал ртом воздух. Смотрел уже совсем стеклянными глазами куда-то в пустоту и, возможно, видел, как пустота смотрит на него.
Никогда до этого Андрей, пожалуй, не испытывал такого страха и растерянности одновременно. Он бы посчитал, что сосед просто под чем-то, если бы не знал, что Тим даже к таблеткам от кашля относится с крайним подозрением. Не особенно соображая, что нужно делать в таких ситуациях, он просто тряхнул Тима за плечи и несильно хлопнул его по щеке. Тим как-то сдавлено всхлипнул, и взгляд его стал осмысленным ровно за секунду до того, как он странно осел на пол, утыкаясь лицом в колени Андрея, затих и задышал спокойно.
- Эй, - Андрей осторожно потрепал его по спине, опасаясь сделать что-то не так, - да спи ты где угодно, если хочешь. Или давай комнатами поменяемся, - он говорил, а сам мысленно обещал себе, что завтра же утром соберет вещи и уедет. Хватит с него. В сознании упорно билась мысль: "Уезжай, уезжай отсюда" и Андрей старался не думать о том, интуиция ли это или просто мозг, которому надоело жить в окружении странных разговоров, трамваев и белых варежек.
Но на следующее утро отъезд уже не казался такой уж неотложной затеей. Возможно, можно было бы и подождать неделю-другую, поискать пока новую квартиру. А может, он вообще слишком уж поторопился. С кем, в конце концов, не бывает. Сосед на прошлой его квартире, наглотавшись чего-то, вообще регулярно нырял в ванну, сыпал туда крошки хлеба и утверждал, что он карп. И ничего. Тим, к тому же, этим утром ходил беззаботно-веселый, что-то насвистывал и про ночное происшествие не вспоминал.
***
К февралю в квартиру, казалось, вернулось хрупкое, но спокойствие. Андрей сдал сессию и выдохнул с облегчением. Тим стал реже вздрагивать и всматриваться в окна, соорудил в своей комнате какую-то сумасшедшую схему из натянутых ниток и подвешенных к ним предметов. Андрей счел это знаком того, что сосед явно пошел на поправку.
В один из вечеров Андрей выходил из кухни раздраженный, потому что не нашел зеленых яблок ни в чашке на столе, ни в холодильнике. Вероятно, все нагло зажевал Тим, а без яблок с чаем Андрею работалось плохо. В приоткрытую дверь комнаты Андрей увидел соседа. Тот сидел в середине своей конструкции, сосредоточенно шевеля губами и перебирая пальцами нитки, как струны гигантского безумного инструмента. Глянул на Андрея быстро и колко сквозь свисающие пряди и указательным пальцем медленно качнул подвешенный теннисный мячик. Андрей потряс головой, недоумевая, почему забыл захватить с кухни яблоки, вернулся на кухню и унес оттуда три штуки сразу, чтобы не бегать. Тим у себя в комнате все так же задумчиво перебирал нитки, теперь уже стоя, запрокинув голову, и выглядел вполне счастливым.
***
Беспокойными оставались только ночи. Но как ни странно, Андрей привык даже к тому, что то и дело обнаруживал Тима на полу у своей кровати. Меняться комнатами тот отказывался. Наверное, не хотел переносить свою паутину в другое место. В одну такую ночь Андрей поступил совсем уж внезапно для себя самого. Проснувшись и углядев на полу очертания соседа в лунном свете из окна, он вздохнул, встал и переложил того на свою кровать, к стенке. Тим был легкий, словно и кости в нем были совсем птичьи, и не проснулся, даже когда Андрей после недолгих размышлений все-таки лег рядом.
Наутро Тим вел себя как обычно. Только следующей ночью пришел сам и устроился у Андрея под боком, будто так и надо. Самое странное, что Андрею и самому стало казаться, что происходящее вписывается в его картину если не мира, то их квартиры точно. Они просто лежали рядом, Тим тихо посапывал. И теплое дыхание рядом, изредка сонное бормотание - все это слилось со звуками квартиры. Стало правильным, как скрип половиц и звон трамваев за окном.
Трамваев, которые не ходят по ночам.
***
Ссора произошла внезапно.
Тим ворвался в квартиру уже вечером, когда Андрей страдал над не вовремя, прямо перед дедлайном зависшим компьютером. Сосед в залепленной снегом шапке, даже не разувшись, влетел к нему в комнату.
- Пожалуйста, ты должен мне помочь!
- Тебя убивают? - не отрываясь от компьютера, спросил Андрей, просто потому что голос Тима звучал именно так - но таким тоном он мог сообщать и о том, что в доме закончилось молоко. - Или ты должен денег парням в казино на соседней улице?
- Нет! Но я не могу объяснить сейчас, пожалуйста, - голос Тима стал почти умоляющим. Он переступил ногами, оставляя на полу комки подтаявшего снега.
- Если ни то и ни другое, то сядь и жди, пока я закончу, - Андрей раздраженно дернул мышкой.
- Мы должны пойти на улицу, сейчас, - не унимался Тим, взмахивая руками, - пожалуйста. Там перекресток, я не удержу его один, у меня не хватает, а они идут!
Бред извергался из Тима со скоростью крема, разлетающегося в стороны из открытого и включенного миксера.
Больше всего хотелось просто дать ему в морду и заткнуть хотя бы на минуту. Андрей судорожно сжимал в ладони мышку, только чтобы сдержаться. И именно в этот момент, после очередного эмоционального взмаха руки, варежка на тесемке - мокрая и холодная - прилетела Андрею в лицо. Издав глухое рычание, он схватил Тима за плечи, развернул от себя и даже не пинками выгнал, а просто приподнял и вынес его сначала в коридор, а потом за входную дверь, в подъезд.
- Остынь! - прорычал, захлопывая дверь, хотя остыть требовалось, в первую очередь, ему самому.
Вернувшись в комнату, Андрей опустился на стул и сжал пальцами виски, медленно выдыхая и закрывая глаза.
***
Когда он открыл глаза, в квартире мигал свет. Не внезапно сошедшая с ума лампочка, а весь свет. Было тихо, словно воздух вокруг превратился в вату. Тьма в углах, освященная лишь на короткие секунды, без света становилась осязаемой и шуршала. На секунду Андрею показалось, что она, густая и плотная, подбирается ближе, но тут свет зажегся и перестал мигать. Воздух, все еще плотный, почему-то пах озоном. Сквозь него Андрей вышел из комнаты и заглянул в приоткрытую дверь к соседу.
В распахнутые настежь, прямо на зимнюю улицу, окна ветер сметал с карниза снег прямо в комнату. Туда, где висели разрезанные и поникшие остатки безумной тимовской паутины. Посредине комнаты то ли от ветра, то ли само по себе каталось ярко-красное яблоко. И почему-то именно из-за него становилось страшно.
За входной дверью, в подъезде раздался невнятный шорох.
***
Сначала Андрей просто увидел, как испуганно и растерянно смотрит на него Тим. И красные пятна на белой шерсти варежек. И только потом понял, что варежки Тим зачем-то надел на руки и прижимает их к животу. И что на зеленой его куртке расползается такое же красное пятно.
Он запомнил, как ловил Тима и расстегивал куртку. Как пальцы сначала соскальзывали с молнии, а потом с кнопок телефона. И еще запомнил, как крепко прижимал Тима к себе. И собственный голос, будто со стороны услышанный, запомнил тоже:
- Дыши-дыши-дыши! Мы что-нибудь придумаем, говорю тебе. Будем разрисовывать спинки у беговых тараканов, перекрестки твои держать или что ты там еще хочешь. Только дыши, идиот!
Где-то очень далеко, сквозь ночную тишину, прозвенел трамвай.
- Мне нельзя, чтобы мерзли пальцы, поэтому что-то теплое всегда должно быть под рукой. А если носить просто с собой, могу потерять.
Читать дальшеБезумие какое-то. Можно было подумать, что он хирург. Или музыкант. Но Тим не был ни тем, ни другим, хотя пианино в его комнате стояло. Старое, заваленное бумагами и макетами. Андрей сильно сомневался, что тот хоть раз поднимал его крышку. Но на обвинения в глупости Тим только упрямо смотрел через падающие на лоб пряди.
- Понимаешь, однажды я могу захотеть начать на нем играть. Будет обидно, если не смогу, - говорил он тихо и уверенно. И нервно дергал плечом.
Оставалось только усмирять раздражение, закипающее внутри. И желание смять варежки в руке, полоснуть ножом по тесемке и выкинуть. Подальше, желательно с моста прямо в Обь. Иногда точно так же хотелось смять и выкинуть с моста самого Тима.
Познакомились они случайно, летом, так что про проклятые варежки Андрей тогда понятия не имел. Просто однажды в общей компании кто-то указал ему на по-птичьи сидящего на стуле парня с блокнотом:
- А это Тим. Кстати, он ищет себе соседа по квартире. Ты вроде хотел к универу поближе?
Квартиру Андрей пришел смотреть на следующий же день. Оглядел предназначавшуюся ему комнату – кровать, стол, солнце на деревянном паркете. Мельком заглянул в ванную. В ванной капал кран.
- Он всегда так, но это можно починить, - тихо сказал, маячивший за спиной Тим и как-то неуверенно переступил по паркету босыми ногами.
Где-то за окном прозвенел трамвай.
- Починим, - хмыкнул Андрей и следующим вечером притащил сумку с вещами.
***
- Понимаешь, – говорил Тим и обнимал пальцами свою зеленую чашку с черной вороной на боку, - дело в том, что на самом деле мы понятия не имеем о том, что происходит вокруг нас. Ну, кто-то, может, имеет чуть больше понятия, кто-то меньше, но на самом деле мы все где-то на одном уровне. Наверное, чуть-чуть повыше муравьев – и то это еще спорный вопрос, - он прикусил край чашки, задумчиво поводил по нему зубами. Андрей поморщился. Тим прекратил терзать фарфор и продолжил:
- Время и пространство, например. Кто знает, что с ними вообще происходит в реальности? Прямые они, завиваются или пересекаются? Ты знаешь, что бывают точки, в которых все сходится?
- Что сходится? – хмуро спросил Андрей, у которого в голове не сходилось, как одновременно в срок сдать проект в универе и сделать работу для заказчика.
- Все! Время, пространство, звуки. Ты уверен, что трамвай за окном звенит именно тот, который должен звенеть?
- Более чем, - Андрей проглотил последний кусок яичницы, куском хлеба вытер с тарелки все самое вкусное и поднялся из-за стола, - если бы меня вообще волновали трамваи.
Слушать Тима было даже забавно, но работа была важнее. Тем более, говорить Тим мог бесконечно.
Любил он, например, рассказывать истории про своих родственников. Судя по рассказам, в каждом уголке мира у него было по дяде. Он с упоением, красочно описывал жаркие ночи в тропиках, древние рисунки на камнях и звук перекатывающегося от ветра песка. Рассказывал, как опасно бывает заблудиться в пустыне, и как это однажды случилось с его братом, и как его спасло только чудо, кусок веревки, изолента и коробка гвоздей. Истории Тима любили. Кто-то новый в компании мог уловить несоответствия или спросить, как это его тетя могла быть одновременно и работницей в индийском зоопарке и криминалистом под Смоленском, но на такого обычно недовольно шикали. Только Ирина, журналистка на последнем курсе, иногда вздыхала:
- Ты бы хоть записывал, - и пододвигала Тиму тарелку с бутербродами.
- Зачем записывать? – удивленно смотрел он и объедал хлеб вокруг колбасы, - я и так все помню.
С Андреем он про родственников никогда не говорил. Единственному соседу почему-то вечно доставались рассуждения про расположение трамвайного звона на временной оси, да еще безумные проекты. Вообще-то Тим абсолютно точно учился на дизайнера - Андрей то и дело натыкался на него в академии. И еще он, вероятно, все же где-то подрабатывал. По крайней мере, деньги у него были, хотя их вечно и не хватало. И никакие тетушки из Индии их не переводили. Но не проходило ни месяца, чтобы Тим не загорался какой-нибудь ужасающей в своей нелепости идеей и не решал с ее помощью разбогатеть. Все бы ничего, но процесс осуществления заканчивался примерно там же, где и начинался. Дня три Тим ходил за Андреем по квартире и рассказывал о том, как можно было бы отливать резиновые сапоги, разводить улиток или открыть контору по объятиям. Описывал он в подробностях, с упоением и мог это делать где угодно, хоть дверь туалета подпирая спиной снаружи. Наверное, его даже не всегда заботило, слушает ли собеседник. И каждый раз к тому моменту, когда Андрей начинал тихо звереть и размышлять, не скончается ли этот задохлик от удара в ухо и где потом брать кислоту, чтобы растворять труп, Тим замолкал. И уходил к себе в комнату. Иногда еще пару дней шуршал и гремел там чем-то, по квартире ходил привидением и натыкался на углы. После этого проект забывался, и воплощать его в жизнь Тим, кажется, никогда не пытался.
***
С наступлением осени Андрей внезапно осознал, что стал считать квартиру своей. Не просто обжитым местом и даже не просто домом, куда приятно приходить вечерами. Нет, так ощущают места, в которых живут с детства. Все звуки, запахи, каждую скрипящую половицу паркета, каждую трещину на потолке - все это знал он теперь наизусть, по всему этому скучал, стоило лишь уехать на несколько дней. Иногда это почти пугало. Последний раз Андрей уезжал в октябре, на юбилей матери. И на вторую ночь, проведенную в родительском доме, квартира стала ему сниться. Сны не были ни страшными, ни даже хоть сколько-нибудь захватывающими. Снилось, что он стоит босыми ногами на солнечных пятнах паркета, слышит, как звенит за окном трамвай и словно бы никуда и не хочет уходить, так хорошо и тепло ему здесь стоять. И только на самых задворках сознания ощущалось понимание: даже если он вдруг захочет уйти, то не сможет. Невидимая сила просто не даст ему оторвать ноги от паркетных досок и сделать шаг.
От родителей Андрей тогда засобирался назад на два дня раньше, чем планировал. Уже на полдороги, в автобусе, подумал, что так и не понял, зачем так быстро сорвался, хотел было уже ехать назад... и передумал. На пороге квартиры его встретил радостный Тим, жующий яблоко, и все сразу стало понятно и хорошо - не было во всем этом ни мистики, ни чего-либо пугающего. Просто это его дом - место, где он обжился и все ему нравится: и комната, и шум трамваев, и то, как он сам по-хозяйски починил все краны, и даже сосед, каким бы странным тот ни был. Словно в тон его мыслям, Тим почесал щиколотку босой пяткой, хрустнул в очередной раз яблоком и спросил, склонив голову:
- Я там пиццерогов испек, чай будешь?
Пиццероги всегда пеклись с начинкой из всего, что осталось в холодильнике, будь это хоть макароны с сыром, хоть бекон с бананами, и каким-то чудом получались вкусными. В сумке у Андрея лежали мамины слойки с яблоками, но пиццероги были сильнее.
- Буду. Все буду.
***
Потом пришла зима. Вместе с зимой пришли и тимовы варежки, которые по неизвестным причинам доводили Андрея до белого каления просто самим фактом своего существования. Зима и без варежек всегда для Андрея была временем муторным и неприятным: зимние сессии давались ему тяжелее, короткие дни угнетали, а морозы наводили безнадежную тоску. Долгие зимние вечера наводили на неприятные мысли, что предки не зря считали зимнее время торжеством смерти и темных богов. Когда засыпаешь зимним вечером, как-то особенно страшно, что уже не проснешься. Впрочем, к концу декабря Андрея накрыли такие завалы по учебе, что засыпал он прекрасно - слишком уж мало времени было на сон, и следовало ловить любой момент.
Не он один не любил зиму. Тим еще в ноябре как-то странно притих, перестал выдавать безумные проектные идеи, подолгу всматривался в заснеженный мир за окном днем и в панике шарахался от незанавешенных окон по вечерам. Однажды ночью, собравшись в туалет, Андрей споткнулся о соседа буквально в паре метров от своей кровати. Чуть не полетел на пол, выругался по матушке и по-английски, не сразу даже сообразив, обо что споткнулся. Тим лежал, свернувшись каким-то немыслимым калачом прямо на полу, в обнимку с подушкой и, видимо, спал. Андрей затряс его за плечи:
- Ты охренел?!
Проснувшийся Тим хлопал глазами, смотрел растерянно и как-то загнанно. А потом начал объяснять, и лучше бы он этого не делал, потому что Андрей и так был на волоске от того, чтобы набрать номер скорой психиатрической помощи и сдать туда соседа вместе с варежками. А Тим все говорил и говорил, сбивчиво, захлебываясь словами. О том, что он не может сейчас спать там, где окна выходят на север. Потому что "они" всегда приходят с севера и только оттуда, и когда они придут, ничего уже нельзя будет сделать, все замкнется и будет страшно, очень страшно и потом не будет совсем ничего. И чем больше Тим говорил, тем сильнее начинал он дрожать и раскачиваться на месте, сам себя загоняя в глубины ужаса. И замолчал, кажется, просто потому, что сил на слова у него уже не осталось - он трясся мелкой дрожью и отрывисто хватал ртом воздух. Смотрел уже совсем стеклянными глазами куда-то в пустоту и, возможно, видел, как пустота смотрит на него.
Никогда до этого Андрей, пожалуй, не испытывал такого страха и растерянности одновременно. Он бы посчитал, что сосед просто под чем-то, если бы не знал, что Тим даже к таблеткам от кашля относится с крайним подозрением. Не особенно соображая, что нужно делать в таких ситуациях, он просто тряхнул Тима за плечи и несильно хлопнул его по щеке. Тим как-то сдавлено всхлипнул, и взгляд его стал осмысленным ровно за секунду до того, как он странно осел на пол, утыкаясь лицом в колени Андрея, затих и задышал спокойно.
- Эй, - Андрей осторожно потрепал его по спине, опасаясь сделать что-то не так, - да спи ты где угодно, если хочешь. Или давай комнатами поменяемся, - он говорил, а сам мысленно обещал себе, что завтра же утром соберет вещи и уедет. Хватит с него. В сознании упорно билась мысль: "Уезжай, уезжай отсюда" и Андрей старался не думать о том, интуиция ли это или просто мозг, которому надоело жить в окружении странных разговоров, трамваев и белых варежек.
Но на следующее утро отъезд уже не казался такой уж неотложной затеей. Возможно, можно было бы и подождать неделю-другую, поискать пока новую квартиру. А может, он вообще слишком уж поторопился. С кем, в конце концов, не бывает. Сосед на прошлой его квартире, наглотавшись чего-то, вообще регулярно нырял в ванну, сыпал туда крошки хлеба и утверждал, что он карп. И ничего. Тим, к тому же, этим утром ходил беззаботно-веселый, что-то насвистывал и про ночное происшествие не вспоминал.
***
К февралю в квартиру, казалось, вернулось хрупкое, но спокойствие. Андрей сдал сессию и выдохнул с облегчением. Тим стал реже вздрагивать и всматриваться в окна, соорудил в своей комнате какую-то сумасшедшую схему из натянутых ниток и подвешенных к ним предметов. Андрей счел это знаком того, что сосед явно пошел на поправку.
В один из вечеров Андрей выходил из кухни раздраженный, потому что не нашел зеленых яблок ни в чашке на столе, ни в холодильнике. Вероятно, все нагло зажевал Тим, а без яблок с чаем Андрею работалось плохо. В приоткрытую дверь комнаты Андрей увидел соседа. Тот сидел в середине своей конструкции, сосредоточенно шевеля губами и перебирая пальцами нитки, как струны гигантского безумного инструмента. Глянул на Андрея быстро и колко сквозь свисающие пряди и указательным пальцем медленно качнул подвешенный теннисный мячик. Андрей потряс головой, недоумевая, почему забыл захватить с кухни яблоки, вернулся на кухню и унес оттуда три штуки сразу, чтобы не бегать. Тим у себя в комнате все так же задумчиво перебирал нитки, теперь уже стоя, запрокинув голову, и выглядел вполне счастливым.
***
Беспокойными оставались только ночи. Но как ни странно, Андрей привык даже к тому, что то и дело обнаруживал Тима на полу у своей кровати. Меняться комнатами тот отказывался. Наверное, не хотел переносить свою паутину в другое место. В одну такую ночь Андрей поступил совсем уж внезапно для себя самого. Проснувшись и углядев на полу очертания соседа в лунном свете из окна, он вздохнул, встал и переложил того на свою кровать, к стенке. Тим был легкий, словно и кости в нем были совсем птичьи, и не проснулся, даже когда Андрей после недолгих размышлений все-таки лег рядом.
Наутро Тим вел себя как обычно. Только следующей ночью пришел сам и устроился у Андрея под боком, будто так и надо. Самое странное, что Андрею и самому стало казаться, что происходящее вписывается в его картину если не мира, то их квартиры точно. Они просто лежали рядом, Тим тихо посапывал. И теплое дыхание рядом, изредка сонное бормотание - все это слилось со звуками квартиры. Стало правильным, как скрип половиц и звон трамваев за окном.
Трамваев, которые не ходят по ночам.
***
Ссора произошла внезапно.
Тим ворвался в квартиру уже вечером, когда Андрей страдал над не вовремя, прямо перед дедлайном зависшим компьютером. Сосед в залепленной снегом шапке, даже не разувшись, влетел к нему в комнату.
- Пожалуйста, ты должен мне помочь!
- Тебя убивают? - не отрываясь от компьютера, спросил Андрей, просто потому что голос Тима звучал именно так - но таким тоном он мог сообщать и о том, что в доме закончилось молоко. - Или ты должен денег парням в казино на соседней улице?
- Нет! Но я не могу объяснить сейчас, пожалуйста, - голос Тима стал почти умоляющим. Он переступил ногами, оставляя на полу комки подтаявшего снега.
- Если ни то и ни другое, то сядь и жди, пока я закончу, - Андрей раздраженно дернул мышкой.
- Мы должны пойти на улицу, сейчас, - не унимался Тим, взмахивая руками, - пожалуйста. Там перекресток, я не удержу его один, у меня не хватает, а они идут!
Бред извергался из Тима со скоростью крема, разлетающегося в стороны из открытого и включенного миксера.
Больше всего хотелось просто дать ему в морду и заткнуть хотя бы на минуту. Андрей судорожно сжимал в ладони мышку, только чтобы сдержаться. И именно в этот момент, после очередного эмоционального взмаха руки, варежка на тесемке - мокрая и холодная - прилетела Андрею в лицо. Издав глухое рычание, он схватил Тима за плечи, развернул от себя и даже не пинками выгнал, а просто приподнял и вынес его сначала в коридор, а потом за входную дверь, в подъезд.
- Остынь! - прорычал, захлопывая дверь, хотя остыть требовалось, в первую очередь, ему самому.
Вернувшись в комнату, Андрей опустился на стул и сжал пальцами виски, медленно выдыхая и закрывая глаза.
***
Когда он открыл глаза, в квартире мигал свет. Не внезапно сошедшая с ума лампочка, а весь свет. Было тихо, словно воздух вокруг превратился в вату. Тьма в углах, освященная лишь на короткие секунды, без света становилась осязаемой и шуршала. На секунду Андрею показалось, что она, густая и плотная, подбирается ближе, но тут свет зажегся и перестал мигать. Воздух, все еще плотный, почему-то пах озоном. Сквозь него Андрей вышел из комнаты и заглянул в приоткрытую дверь к соседу.
В распахнутые настежь, прямо на зимнюю улицу, окна ветер сметал с карниза снег прямо в комнату. Туда, где висели разрезанные и поникшие остатки безумной тимовской паутины. Посредине комнаты то ли от ветра, то ли само по себе каталось ярко-красное яблоко. И почему-то именно из-за него становилось страшно.
За входной дверью, в подъезде раздался невнятный шорох.
***
Сначала Андрей просто увидел, как испуганно и растерянно смотрит на него Тим. И красные пятна на белой шерсти варежек. И только потом понял, что варежки Тим зачем-то надел на руки и прижимает их к животу. И что на зеленой его куртке расползается такое же красное пятно.
Он запомнил, как ловил Тима и расстегивал куртку. Как пальцы сначала соскальзывали с молнии, а потом с кнопок телефона. И еще запомнил, как крепко прижимал Тима к себе. И собственный голос, будто со стороны услышанный, запомнил тоже:
- Дыши-дыши-дыши! Мы что-нибудь придумаем, говорю тебе. Будем разрисовывать спинки у беговых тараканов, перекрестки твои держать или что ты там еще хочешь. Только дыши, идиот!
Где-то очень далеко, сквозь ночную тишину, прозвенел трамвай.