Недавно перечитал замечательную статью Александра Баунова. Ну, многие, наверное, уже видели. Там, собственно про то, что подросткам абсолютно не нужна пропаганда ни гомосексуализма, ни секса, потому что им всегда было и будет достаточно самых невинных изображений, детских книг и друг друга. О пропаганде и законах я говорить тут не хочу и так понятно, что я по этому поводу думаю, надеюсь. Я о другом.
Просто, перечитывая, я стал вспоминать все то, что вызывало у меня такое непонятное и приятное волнение в детстве. И тогда подумал, насколько же чувственным и богатым тогда казался мир вокруг, когда любая мелочь могла вызвать бурю прекрасных и неясных чувств самого разного толка. Нет, мир таким быть не перестал, конечно. Просто теперь у него совсем другое очарование и другие тайны. И сейчас для того, что бы торкнуло в определенном плане, все-таки чаще нужны более конкретные вещи.
В детстве у меня склонности тоже были странными.)А когда-то я несколько раз перечитывал строчки из Звездного мальчика: «и тогда волшебник набросился на него и стал избивать, и поставил перед ним пустой лоток для хлеба: - Ешь. И поставил перед ним пустую чашу: - Пей». И никак не мог понять, почему же мне оно так нравится, если Звездного Мальчика при этом отчетливо жалко. Волнение я испытывал, когда учительница объясняла что значит фраза из Пушкина: «ей рогаткой угрожая». И даже в каком-то моменте из Острова сокровищ, где капитан сурово отчитывает команду. Чуть позже меня дико взволновало в Трех Мушкетерах то, как Атос учил своего слугу понимать все его указания с одного жеста. И, хотя в самой книге об этом пара строчек, быть может, но я помню, как вечерами лежал и представлял, как же мог происходить процесс этого воспитания.
У меня не было ни интернета, ни даже каких-то тайных полок в родительском шкафу, где бы я мог обнаружить де Сада или что-то подобное. Но я прекрасно находил все в самых неожиданных местах. Даже, вот ужас, в Комиссаре Рексе. Почему-то это кажется совершенно замечательным, сейчас.)