Ночь и лунные блики отражаются в воде канав и небольших фонтанчиков. Он тихо бредет по улицам, шлепая босыми пятками по камням. Ему совсем не холодно, совсем-совсем. А вокруг пусто, но это даже хорошо. Он останавливается на пустынной площади, кричит громко: «Эге-ге-гей!», скачет вокруг фонтана и брызгается водой. И белая его кружевная ночнушка развивается на ветру. Где-то вдалеке залаял было пес, но вскоре замолчал. А ему даже жаль, он любит собак. Когда-то у него была собака. Он ложится животом на камни и смотри в воду. Как жаль, что теперь никогда уже не увидеть своего отражения, но он же помнит…помнит! И волосы свои светлые и улыбчивую рожицу. Он высовывает язык, как когда-то давно, перед зеркалом в маминой спальне. Тогда получалось смешно… Тихие улицы, тихие деревья, тихое темное небо и тихий, спящий дом. Там, вон в том окошке маленькая спальня с игрушками, разбросанными по полу. На кровати спит светловолосый мальчик. Тихонько подойти и потрогать его за плечо…
- Ты кто?
- Не бойся, я твой братик.
- Но у меня нет братика, я все маму просил-просил…
- А ты меня просто не помнишь. А я был. Давай играть.
Мячик прыгает по комнате и так весело…И мальчишки смеются.
- Ой! Тебя в зеркале совсем не видно!
- Не смотри. У тебя есть игрушечная карета? У меня была.
Он исчезает, когда в комнату вбегает немолодая уже женщина
- Денни, ты не спишь? Ты с кем-то разговаривал?
- Да, мамочка. Я играл со своим братиком, его зовут Джонни и он теперь живет очень-очень далеко…
А потом он будет незаметно заглядывать в окошко и смотреть, как плачет женщина у себя в комнате, то подбегая к иконам у стены, то садясь на кровать у утыкаясь в ладони, причитая:
«Как…он же не мог знать…Откуда…»
А он снова бредет по пустым улицам и пинает камушки. Дорога впереди длинная, но ему все кажется быстрым, вон и ворота уже видны. На чугунной резной оградке сидит старый, сгорбившийся тролль. Голос у него скрипучий, но добрый:
- Ты поторопись, поторопись…рассветет скоро.
Но он его не слушает, просто опускается на землю, прислоняется к оградке и плачет. Слез совсем не видно, но он то знает, что они есть. А старый тролль гладит его по пушистым волосам, подпирая второй рукой свой сморщенный подбородок.
- Ты не плачь, не плачь…Что поделать, если они теперь там, а ты здесь. Ничего уже не поделать. Разные вы теперь. Бояться все нас. Вон, давеча шел я по лесу… ну, не плачь же ты так!
А он плакал долго, всхлипывая и давясь невидимыми следами. О том, что никогда тот мальчик не станет его настоящим братиком. Плакал о седеющей женщине, которая так любила его. Плакал потому что теперь он живет далеко-далеко. В том месте, которого так бояться все, которые живут здесь. Старый тролль все гладил его по голове и утешал. До тех пор, пока первые закатные лучи не осветили надпись на розовом мраморе: «Спи спокойно, любимое солнышко». И все исчезло.